Девушка из дома на набережной - Страница 110


К оглавлению

110

– Неужели ты пойдёшь к ней? – хриплым голосом спросила мать. Её лицо, обычно доброе и милое, стало черствым и сухим. Костя заметил две глубокие морщины возле переносицы.

– Конечно, – сказал он, не подозревая, что мать в этот момент проклинает эти цветы и Юлю.

– Конечно, – передразнила мать. – Давай, беги к ней, чтобы она тебя обобрала. Небось узнала, что ты приехал из Лондона с деньгами, хочет поживиться. А ты бросаешь мать, оставляешь её одну.

– Мама! – возмутился Костя. – Я не понимаю, как ты можешь такое говорить? Во-первых, я тебя не бросаю – я еду на встречу и вернусь домой. Во-вторых, Юля просит о встрече, а не о деньгах. И если ты так об этом беспокоишься, у неё всё хорошо. Она стала другой, у неё есть работа, деньги – всё есть.

– Наверное, и богатый любовник, – зло заметила Ольга Георгиевна.

Костя отвернулся к окну, сдерживая нарастающую злобу. Он не хотел ссориться с матерью, где-то понимая: ей тяжело осознать, что он снова хочет быть с Юлей, – но и соглашаться тоже не хотелось. Костя желал, чтобы мать приняла всё так, как есть, и не мешала ему. Тем более что он и сам не знал, выйдет ли что-то из отношений с Юлей. Может быть, сегодня она попросит его обо всём забыть, скажет, что тот поцелуй в машине был последним, что она его не хочет видеть. А злость матери только поколебала его уверенность в себе. Счастье, которое он испытал при виде записки и цветов, сменилось грустью. И если поначалу эти цветы показались ему хорошим знаком, то теперь он начал думать, что это всего лишь красивое прощание и не более.

– Что, я права? – злорадно усмехнулась мать. – И зачем тебе эта… подстилка?

– Не оскорбляй её, мама, прошу! – воскликнул Костя. – Ты её не знаешь, ты не знаешь её ситуации.

– Я не знаю её ситуации? Сынок, я хорошо знаю жизнь. Ты уехал, девочка погоревала недельку, потом выкинула тебя из головы и тут же нашла себе богатого дядю. О, как хорошо я знаю таких девушек. А твой отец… – лицо матери стало совсем злым, едва она вспомнила о бывшем муже, – в них вообще эксперт. Спроси у него, как такие девушки вешаются на шею богатым мужчинам, разбивают семьи, уводят мужей от жен.

– Никого она не уводила, мама, – взмолился Костя, видя, что мать завелась. Он понимал, что сейчас у неё, видимо, все женщины виноваты в том, что от неё ушёл муж. Но также он понимал, что она сама все эти годы закрывала глаза на похождения отца – можно сказать, дала ему волю поступать так, как он хотел. Она зачем-то всё это время жалела его, а ещё больше – себя, пытаясь создать у окружающих впечатление крепкой семьи и верного мужа, которого у неё никогда не было. Почему она не захотела разорвать с ним отношения сразу же, Костя не мог понять. Он только ясно осознавал, что матери легче было жить в притворстве, чем в реальной жизни. И все, что происходит вокруг, она видит сквозь призму собственной лжи.

– Не уводила, так уведёт. А сейчас появился ты. А подумать о том, что у тебя больная мать, брошенная всеми, она не может. Я только не понимаю, почему ты ей веришь.

«Больная? – подумал Костя. – Зачем она так говорит, когда совершенно здорова? Говорит так, словно играет».

– Я люблю её, мама, – серьёзно произнес Костя.

– И ты это так говоришь? – Ольга Георгиевна была шокирована услышанным. И, приложив руку к груди, она тяжело задышала. Костя хотел было кинуться к матери, но заметил, что ей вовсе не плохо, – это был словно заранее продуманный жест.

– Да потому что это правда, мама. Я люблю Юлю и хочу, чтобы она уехала вместе со мной в Лондон.

– Костя! Костя! – закричала Ольга Георгиевна. – Ты хоть понимаешь, что говоришь?! Что это за идеи?! Сынок, ты же сломаешь всю свою жизнь, связав её с этой… Уедешь? Насовсем? Что ты будешь там делать?

– Я поступил в театральную школу.

– А чем плоха наша русская школа театра? Ведь мы же самые сильные. – Ольга Георгиевна говорила низким грудным голосом и так повелительно, словно стояла за кафедрой в институте и читала студентам лекцию о силе и могуществе русской театральной школы. – Ты хоть где-нибудь в мире видел, чтобы играли лучше, чем у нас? А система Станиславского? Это, между прочим, русский театр.

– Мама, в Англии не хуже. Я видел, как они там работают. И там есть и русские преподаватели. Всё это там есть. – Костя в замешательстве ходил по кухне из угла в угол. Мать поворачивала голову, следя за сыном.

– Но это будет не то.

– Мам, что здесь, что там: есть искусство, а есть бизнес. Но только в отличие от России, за искусство там платят хорошие деньги. За полгода я накопил достаточно, чтобы снимать квартиру. Надеюсь, найду работу в театре. Если нет, то всегда смогу подработать на съёмках в рекламе.

– Так ты всё уже решил? – ужаснулась мать. – Как ты можешь оставить меня здесь одну? Я думала, ты вернулся навсегда! Что я буду делать без тебя?

– Мама, у тебя же тут работа, друзья. У тебя всегда была интересная жизнь.

– Я буду одна. – Ольга Георгиевна закурила новую сигарету.

– Мама, как будто до этого ты не была одна. – Костя понял, что мать пытается им манипулировать. – Отец, как ты говоришь, всю жизнь от тебя гулял. Я и не помню, чтобы вы с ним выходили куда-то в свет просто так. Только праздники, только официальные мероприятия, и вы вместе – достойная семейная пара Гринёвых. А всё остальное время, мам? Ты с подружками то в театр, то в музей, то на выставку. Отдыхать ты ездила без отца. А я, мам, уже вырос, мне свою жизнь строить надо.

– И ты решил принести меня в жертву, – торжествующе-злорадно произнесла мать, налила в бокал коньяк и выпила. – Спасибо тебе, Костя, за понимание. Давай, беги к своей Юле.

110