Девушка из дома на набережной - Страница 149

149

– Да кто тебе сказал, что они их любят? – Елена Петровна чуть не сплюнула, но вспомнив, где находится, придержала так некстати проявившиеся бабские, как она их называла, манеры. Отпила шампанского и продолжила: – Эти кобели, мать их… Кто таких рожает? – Елена Петровна любила и ненавидела весь мужской род всю свою жизнь. – Гуляют похлеще холостых. От того жёны и бесятся. Поэтому всё меньше женщин хотят этого штампа в паспорте и совместного счёта в банке. Таких, как ты, большинство. И я восхищаюсь вами.

– А как же любовницы олигархов, банкиров и прочей денежной братии? Как же девочки, которые, по-прежнему приходят в бары дорогих отелей, рестораны, накопив на чашку кофе, и сидят, выжидая своего выигрышного билета русского или заграничного происхождения.

– Дуры! – отрезала Елена Петровна. – Мужики избалованы сейчас, причём нами же. Такой сидит себе в ресторане, и ему до тошноты противно видеть, что он тут как приманка на крючке. Что за ним наблюдает десяток голодных пар глаз в ожидании, что он их заметит.

– Ты утрируешь, – не согласилась Лара, хотя понимала, что слова матери больше правда, чем миф.

– Нисколько, Лара. Я знаю жизнь. Современные девицы из того разряда, о котором мы сейчас говорим, дуры. Они кидаются на мужика, едва он пальцем поманит. Им плевать, косой, рябой, старый, толстый или урод. Одну он снимает за ужин в «Метрополе», а другую – за поездку на его «бентли». А мужики всё это чувствуют. У них на таких идиоток нюх получше, чем у собак. Иностранцы, конечно, в этом плане не испорчены так, как наши. Ещё едут в Россию за загадочной русской красотой и душой. Их, конечно, легче заполучить. Но и они уже начинают догадываться, как дело обстоит. Так что ты, дорогая моя, умница. А любовь, – вздохнула Елена Петровна, – она придёт. Ты сама поймёшь, когда появится тот самый мужчина.

– Ты говорила мне это, когда мне было почти шестнадцать… И я ошиблась.

Елена Петровна замолчала, понимая, о ком говорит Лара.

– Слушай, Лар, да что произошло? На хрена тебе всё это сдалось?

– Мам… – Лара долго молчала, подбирая нужные слова – они постоянно где-то вертелись спиралевидными нитями-мыслями. – Я потерялась. Я не могу найти выхода. Я не знаю, куда идти. Понимаешь, я сломалась.

– Что за чертовщину ты несёшь? Ты, моя дочь, сломалась? Лара, да ты сильнее, чем кто-либо. Посмотри на меня: сколько я раз выбиралась из говна. Меня мужчины заталкивали туда по уши, а я готова была пальцами всё это разгребать, чтобы вылезти. – Елена Петровна замолчала. И не из-за грубости, которая проскальзывала в разговоре, а из-за того, что поняла: и в её жизни был момент, когда она думала, что всё кончено.

– Ты недоговариваешь, мам.

Та внимательно посмотрела на дочь и не сказала ни слова.

Неужели пришло время для откровений? К чему ворошить старое, когда за десятилетия всё само уложилось, покрылось слоями пыли. В прошлом нет никакой пользы. Его нужно безжалостно убирать на дальние полки и терять ключи, забывать пароли и важные даты.

– А папа? Ведь именно после него ты сломалась, да? – с напором спросила Лара, словно ожидая спасительного крика.

Елена Петровна уселась поудобнее в кресле, словно ей было некомфортно, и посмотрела на недопитую бутылку шампанского. Потом взяла её, наполнила бокал, залпом выпила и закурила. И заговорила, словно задыхаясь от собственных слов:

– Лар, я не хватаюсь за прошлое, как ты. И понять тебя не могу. Стас жив, наверное, поэтому ты будешь всю жизнь себя и его оправдывать, ждать его. В моём же случае это бесполезно. К чему? Он не виноват, и я тоже.

– Но ты же всю жизнь пыталась убежать от этой потери.

– Да ни хрена – вот здесь она сидит. – Елена Петровна дотронулась до груди. – Но зачем мне эти сантименты, Лара? Я не могу лить слёзы по тому, чего уже не вернёшь. Поверишь, мне иногда даже трудно вспомнить то время, как будто его никогда не было.

– А то, что сейчас?

– Перелистываю, как ежедневник. Лара, меня этому ещё твоя бабушка научила. У неё вообще не было таких понятий, как прошлое или будущее. «Только смерть вечна, – говорила она, – всё остальное либо проходит, либо приобретает иные формы». Ей некогда было думать, хорошо – плохо, много – мало. Она жила по совести. Знаешь, какая у неё была любимая фраза? Дают – бери, бьют – беги.

– Лагерный подход к жизни.

– Нет, жизненный, Лар. И я живу одним днём. Если сегодня у меня есть деньги на шампанское, сигареты и ужин в «Ритце» – этому надо радоваться. Что будет завтра? Какая разница? Меня может уже не быть. Ну что? – Елена Петровна выдохнула, затушила сигарету и посмотрела на часы. – Завтрак подходит к концу?

– Хорошо, мама. – Лара, не ожидала, что встреча так быстро закончится. Она, наверное, впервые так увлеклась беседой с матерью. – Я тогда поеду.

– Постой, детка, – улыбнулась Елена Петровна. – Я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала. Проведи со мной весь день, если у тебя нет никаких планов.

– Вообще-то нет.

– Ну вот и чудно. Я уже забронировала нам в местном салоне несколько процедур.

Лара улыбнулась, ей была непривычно и приятна такая забота матери.

Женщины вместе вышли из лобби-бара и отправились в спа-салон. Пока мастера делали им педикюр, Лара и Елена Петровна продолжали общаться.

– Ты, кстати, где была? – спросила мать. – Я тебе звонила-звонила.

– Я была в Италии. Всю зиму.

– Отлично. Кстати, может, съездим на пару недель к тебе? Я так хочу позагорать.

– Я продала виллу, – тихо ответила Лара.

– Почему?

Лара молчала, раздумывая, говорить или нет. Но мать прервала паузу.

149