Девушка из дома на набережной - Страница 161

161

Иван это почувствовал. Он допил вино и поставил пустой бокал на кофейный столик.

– Лара, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я никогда не буду держать тебя или принуждать к чему-то. Быть со мной или не быть – это только твоё решение. Твой выбор.

Лара смотрела на него, не зная, что сказать.

– Честно скажу, если ты уйдёшь, будет очень больно. Но если уйдешь, не возвращайся. Только…

– Только что? – Лара надеялась, что он даст ей какой-то шанс, подскажет какой-то выход из этой ситуации.

– Чего ты хочешь, Лара? Что для тебя любовь?

– Любовь – это когда идёшь в темноте, как будто одна, но всегда знаешь, что где-то рядом чья-то рука. И в любую минуту ты можешь её нащупать. Любовь – это когда не холодно зимой. Когда не мокро под дождём и не мучает жажда в жару. Любовь… – Лара задумалась. – А в конце что? – На глазах у неё вновь выступили слёзы. – Снова одиночество, как остывшая чашка кофе, запах которого улетучился.

– А может быть так, что кофе никогда не остынет и навсегда сохранит аромат? – спросил Иван.

Слёзы высохли. Это был провокационный вопрос. Почему спросил? – подумала Лара. После всего, что он сказал ей, ему всё-таки хочется услышать то, что услышать легче, – ложь.

Словно он спросил: возможно ли, что мы останемся вместе навсегда? И как будто он хотел услышать только «да», даже если бы это была неправда. Было ощущение, что это вопрос не от Ивана.

Лара молчала. По всей квартире, словно аромат кофе, распространилась тишина. Казалось, молчание длилось целую вечность. Но Иван прервал его: сел ближе и поцеловал Ларе руку. Потом улыбнулся: «Лара, ты знаешь, где меня найти».

И ушёл.

Лара закрыла за ним дверь, думая, почему не смогла ему ответить. И вдруг поняла: Иван не хотел слышать ложь, как ей показалось вначале. Ему нужна была только правда. И ему нужна была её любовь – но только настоящая любовь. Лара не понимала, почему не смогла сказать ему, что чувствовала себя в ответственности за всё человечество, отвечая на вечный вопрос: «Есть ли срок у любви?»

Мысли, сменяя друг друга, снова вернулись на тот замкнутый круг, где был Стас. Какая это была любовь? Странно, но сейчас, думая о Стасе, Лара вдруг почувствовала пустоту. И был ли её уход из отеля бегством или окончательным «нет»?

Лара сидела возле окна, наблюдая, как в разных окнах загорается и гаснет свет, как какие-то люди возвращаются домой. Она заметила свет в окнах Ивана. Вон его силуэт, он один сидит на кухне, видимо, тоже смотрит на её окно.

Можно ли прямо сейчас взять и всё решить? И не бежать никуда и никуда не возвращаться, а остаться где-то навсегда.

Лара надела пальто, открыла дверь и вышла из квартиры. В воздухе чувствовался запах приближающейся осени. Какие-то его частицы ещё хранили летнее тепло, отчего хотелось вдыхать воздух полной грудью, а не кутаться в одежду.

Лара огляделась. На улице было пустынно, как бывает только глубокой ночью, когда всё вокруг словно замирает ненадолго. И ты понимаешь, что именно эти минуты иногда могут быть самыми решающими в твоей жизни.

Снова вернулся этот вопрос: «Есть ли срок у любви?» А что, если она просто не знает? Да и что такое срок, когда важна сама любовь, а не её продолжительность? Разве может она измеряться неделями, месяцами, годами?

Любовь – это вечность, даже если это всего два дня.

Если она изменила что-то в тебе, принесла что-то лучшее, если она прошла сквозь тебя, значит, это была настоящая любовь. Да разве важно в этом случае, сколько она длилась?

Любовь – это не время суток и не сезон. Любовь – это что-то неуловимое, то, что нельзя удержать.

Лара посмотрела наверх. Свет в квартире Ивана погас. И в ту же минуту Ларе показалось, он погас повсюду. И вот теперь она стоит одна в темноте, не видя ничего, не зная, куда идти.

Лара сунула руку в карман пальто, нащупывая зажигалку и портсигар. Было слышно, как её каблуки стучат по асфальту. И только белокурые волосы Лары ещё мелькали в темноте, пока она не скрылась за поворотом Дома на набережной.

Эпилог

В комнате ярко горел свет. Костя сидел за столом, глядя на себя в зеркало. Его взгляд был серьёзным, словно замёрзшим. Костя поправил волосы и тут же отвернулся: «Ничего, волосы не главное…» Он подошёл к окну, сел на белый облупленный подоконник, пододвинул к себе стеклянную банку, почти доверху заполненную окурками. Потом достал из старых потёртых брюк пачку сигарет, закурил.

Он смотрел на медленно падающий снег, серебрившийся в свете фонарей. Снежинки, медленно кружась, одна за другой ложились на снег, словно лепили снежный ковёр. Где-то в комнате тихо играл диск, словно эхо, до Кости доносились слова песни «Deep waters». Костя медленно курил и наблюдал за падающими снежинками.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Костя и повёрнул голову к двери.

Дверь открылась, и Костя увидел знакомое лицо Дениса Фиолетова. Он был одет в чёрное двубортное пальто, на котором виднелись ещё не растаявшие снежинки. Костя спрыгнул с подоконника и, быстро затушив сигарету в банке, подошёл к другу, обнял его.

– Спасибо, что пришёл, – сказал он. – Я тебя очень ждал.

Денис осмотрелся, сел на стул. Костя заметил его привычную бледность кожи и глубокий взгляд. Он подошёл к другу и взял у него из рук пальто. Денис достал из внутреннего кармана бутылку водки и пачку сигарет.

– Я его вот сюда пристрою, – сказал Костя и стал развешивать пальто на батарее. – Быстро высохнет.

– Спасибо. – Голос друга был непривычно тихим, и, казалось, что он только и говорит краткими фразами.

161